Намин: Итак, слушаю вас внимательно. Про что вы хотели поговорить?

Быков: Надеюсь, к нам в итоге придет официант, а пока мы его ждем, задам вам вопрос. У вас на альбоме «Распахни свое окно» есть фраза: «Если только стану знаменит, то поеду в Сочи отдыхать». А во втрой, концертной части, которая была записана на юбилейном концерте Цветов, поется про Ялту – вместо Сочи. Тут есть какой-то потаенный смысл?

Намин (заказав виски): Никакого. Ну, по большому счету, какая разница, куда ехать отдыхать? И в Сочи, и в Ялте отдых примерно одного уровня. В оригинале была Ялта, а потом Андрюша Макаревич, когда у нас был в гостях, спел Сочи. Вот если бы там появились Мальдивы, тогда был бы совсем другой смысл.

Быков: Мальдивы по размеру не влезают.

Намин: Ну, я могу найти любое слово, и оно у меня прекрасно влезет по размеру. Вопрос в смысле.

Быков: Вот именно.

Намин: Вы хотите сказать, что Ялта – это Украина? Начинается какая-то политическая тема. А там изначально ничего политического не было. Там все просто и понятно, и нет ничего особенного.

Быков: Значит, Ялту на Сочи пришлось поменять не из соображений какой-то внутренней или, не дай Бог, внешней цензуры?

Намин: Нет, конечно! У меня в группе вообще нет цензуры. Я на эту тему вообще очень часто говорил. Мы очень долго существовали в условиях жесточайшей цензуры, но нам удалось не пойти на идеологический компромисс, мы пожертвовали только жанром.

Быков: Да, а вы говорили на своем сайте, что творчество группы «Цветы» советского периода – это компромисс.

Намин: С точки зрения жанра! А компромисс с точки зрения идеологии – это когда песни, которые ты поешь, звучат явно фальшиво: «Мой адрес Советский Союз», «Ленин такой молодой» и другая собачья чушь. Это называется «продались». А когда мы пели «Звездочка моя ясная» и другие красивые песни, то это совсем другое.

Быков: Но про Ленина же тоже искренне пели, не всегда так уж фальшиво.

Намин: Может, и искренне, мне все равно. Я просто так говорю. Кто-то, может, и от души такие вещи сочинял. У всех же разная душа. У меня в этом смысле нет желания кого-то критиковать. Но мы даже в те тяжелые времена ухитрились не пойти на идеологический компромисс – вот о чем речь. Просто нам не разрешали играть рок-музыку, поэтому приходилось заниматься поп-музыкой. Когда я записывал партию на соло-гитаре в песне «Не надо», это был первый раз в истории страны, когда в студии «Мелодия» вдруг зазвучал фузз. Запись остановили, сказали: «Молодой человек, уберите на гитаре искажение». Я даже сначала не понял, о чем говорят. Оказалось, это тот самый фузз, который я сам паял месяца два, чтобы этого звука достичь.

Зоркин: Это кто остановил, звукорежиссер?

Намин: Ну да, он просто не слышал раньше ничего подобного. Решил, что у меня сломалась гитара. Поэтому приходилось все эти нововведения мягко внедрять.

Быков: Давайте за творческую свободу! А кстати, из текстов что самого ценного вас просили убрать, вы помните?

Намин: Конечно! Когда я принес песню «Ты и я», где в припеве были слова: «Я и ты, ты и я...», худсовет сказал, что это бездарная тавтология.

Быков: Но в итоге же пропустили?

Намин: Ну да, Фельцман сказал свое веское слово.

Быков: А как вы вообще воздействовали на эту огромную машину?

Намин: Не воздействовали никак. И вообще, смотря про какое время вы говорите. В первый раз они не поняли, что происходит. А потом тиражи были такие, что им стало выгоднее нас пропускать, хотя мы ничего страшного-то и не делали, играли невинные песни про любовь. Которые, конечно, шли вразрез с большей частью совестких песен, но на студии получали миллионы, а нам не платили вообще ничего.

Быков: Я читал, вы по пять рублей за концерт получали.

Намин: Это концерты, а я говорю про фирму «Мелодия». Или про что мы вообще говорим? За записи вообще ничего мы не получали. Те миллионные тиражи, что были, на нас никак не отражались.

Быков: Значит, даже ревнители идеологии готовы были все простить вам ради прибыли.

Намин: Да что мы такого страшного играли! Знаете, начало карьеры Beatles было абсолютно аполитичным. И тут идеология была только в рок-н-рольной форме, а не в стихах или идеологической подоплеке. Поэтому у нас тоже было что-то вроде «She loves you yeh-yeh-yeh».

Быков: А как же клип «Старый Новый Год», который был запрещен у нас по идеологическим как раз соображениям, а потом его показали на американском MTV?

Намин: Вы путаете времена! Потому что вы молодой человек, и между тем, о чем говорю я, и о чем говорите вы – десятилетняя разница. Я рассказывал про 70-е, а там были только мы. Не было ни Машины времени, ни Гребенщикова – никого вообще! А вот в 80-х, когда все появились, тогда нас закрыли совсем (смеется).

Быков: Потому что появились те, с кем можно было вас сравнивать?

Намин: Не знаю, мне сложно ответить, почему. Во всяком случае, все, что я написал в то время, вышло на сегодняшнем альбоме. Это ведь все было записано тогда, в начале 80-х.

Быков: Хорошо, задержимся на этом времени. Вы совершили тогда огромный гастрольный тур по Америке.

Намин: Ну, это уже середина 80-х, еще через семь лет (смеется).

Быков: Н-да, ну с датами у меня, видимо, плохо (смеется).

Намин: Вы просто юный человек, и даже не знаете, наверное, что мне-то уже 90 (смеется).

Быков: Да, это известный факт (смеется).

Зоркин: А я помню, что вы, году в 89-м, устроили большой концерт, где выступили Бон Джови, Синдерелла...

Намин: А это еще через пять лет.

Зоркин: Ну а как вы с ними познакомились? Во время того американского тура?

Намин (упавшим голосом): Очень трудно объяснить. Я вообще ни с кем не знакомлюсь.

Зоркин: Ну как-то вы же договорились с ними о том, чтобы они приехали.

Намин: Вы знаете, мне трудно рассказывать вам свою биографию. Для этого есть какие-то статьи. Я вообще ни с кем в жизни не знакомлюсь. Вот так у меня получилось.

Зоркин: Ну, пусть не познакомились, а пригласили в Союз. Это же наверняка сложно было очень.

Намин: Сложно было даже жить! Все было сложно. Почему вы про это именно говорите, а не про остальные факты моей биографии?

Зоркин: Мне просто интересно именно это событие как довольно знаковое.

Намин: Верно, но почему только это событие? А вы думаете, не сложно было сделать продюсерский центр в коммунистические времена?

Быков: Анастас Алексеевич, по-моему очевидно, что в один вопрос все факты вашей биографии уместить невозможно.

Намин: А почему вы выбрали именно этот?

Зоркин: Он меня просто интересует.

Намин: Была масса вещей и событий, которые тогда происходили, и как я могу вам объяснить их причины? Ну, так вот произошло.

Быков: Я попробую объяснить интерес коллеги. Вы еще в то суровое советское время повстречались со многими артистами мирового масштаба...

Намин: Что такое повстречался? Шел по улице – и повстречался? Я даже не понимаю, о чем вы говорите.

Быков: Я говорю про Йоко Оно, например. Вы же к ней приезжали домой.

Намин: Нет, конечно! Это она ко мне приезжала.

Быков: Ну а история про то, что, пока она отворачивалась, ваш басист жал клавиши на рояле Леннона – байка?

Намин: Ну да, я ничего об этом не знаю. Про меня много небылиц в интернете ходит, а я им не пользуюсь.

Быков: Давайте тогда возьмем совсем свежие события, вокруг которых еще не появилось небылиц. К вам на концерт недавно приходил наш президент.

Намин: Кто это ваш президент?

Быков: Да тот же, кто и ваш.

Намин: Вы имеете в виду – президент страны?

Быков: А вы разделяете эти понятия?

Намин: Ну, я не знаю, вы так говорите не вполне ясно.

Быков: Давайте я буду более четко формулировать. К вам на концерт пришел президент Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев. В интернете, которым вы не пользуетесь, была распространена фотография вашей группы с этим человеком. Вы считаете важным внимание к группе со стороны администрирующих органов?

Намин: Ну если вы заметили, меня не было на этой фотографии. Так что не понимаю, почему вы спрашиваете. Если бы я считал важным, я бы там появился.

Быков: Но группа-то была.

Намин: Но это он вышел к группе и сам попросил сфотографироваться. Вы слышите, что я говорю? Для кого важно, тот и просит сделать фото.

Быков: У вас это внимание вызывает какие-то эмоции?

Намин: У меня все факты жизни вызывают эмоции.

Быков: А что в вашей жизни, богатой на события, вызывает сейчас больше всего эмоций?

Намин: Нельзя что-то выделить. Вот я помру – и тогда эмоции кончатся. А сейчас я одинаково искренне отношусь ко всему, что вокруг происходит. А кого вы больше любите, папу или маму? Нельзя же выбрать. Я точно так же, как театр, люблю изобразительное искусство, графику, кино, музыку: симфоническую или этническую.

Быков: Все цветы должны цвести.

Намин: Должны, если не вянут.

Зоркин: Кстати, об этнической музыке. Вы много путешествуете. Встречали ли вы непрофессиональных музыкантов, которых привозили потом сюда?

Намин: Нет, никого не привозил, но встречал. В Африке, например. Пришел в племя, услышал, как они играют, поиграл с ними вместе. Но привозить их не стал, этим Питер Гебриэл занимается, а у меня и так хватает музыкантов. Вот приехал один индиец, музыкант в девятом поколении. Уникальный человек, я с ним недавно два альбома записал.

Быков: А как они называются?

Намин: Один называется «Медитация», а другой «One World Music Freedom».

Быков: Через ваши руки вообще прошла масса музыкантов. Глядя потом на их дальнейшую судьбу, вы ими всеми довольны?

Намин: А у меня нет ни к кому из них таких претензий, вроде как я чего-то хотел, а они не оправдали. Я искренне помогал кому-то, если мог, а дальше – личная жизнь человека. Я не считаю, что знаю, кому чем надо в жизни заниматься. Мне главное, какие люди. Для них это даже важнее музыкального таланта. Но так вышло, что все, кто со мной музыкально сталкивался, помимо таланта еще и очень приятные люди. У меня со всеми идеальные, великолепные отношения.

Быков: Давайте снова вспомним советское время.

Намин: А какое именно?

Быков: То, когда вы ощутили себя полноправным участником советской творческой интеллигенции.

Намин: А что это такое? Вы меня пугаете такими терминами.

Быков: Это, видимо, человек, который профессионально занимается каким-то творчеством.

Намин: А я только этим и умею заниматься.

Быков: Когда же вы начали?

Намин: Лет в 12, наверное. Вы думаете, меня можно было в этом возрасте считать творческой интеллигенцией?

Быков: Думаю, нет. Но вопрос в другом. По-вашему, отдых творческой интеллигенции в советское время и сейчас как-то различается?

Намин: Не знаю, я мало очень отдыхал в своей жизни.

Быков: И что, ни разу не было, чтобы после напряженной работы вы отправились с коллегами...

Намин: Выпить? Ну, это единственное, что бывало. Вот сейчас мы точно так же выпиваем.

Быков: Ну, так отличается то, как выпивали тогда, от наших дней?

Намин (смеется): Видите ли, отдых – это одно, а выпивка – совсем другое. Это тоже работа, потому что я устаю от этого. Мне же, после того, как я выпью, не хочется пойти поработать. Значит, я уже работаю (смеется).

Быков: А вы помните, с кем всего приятнее было в этом смысле посотрудничать?

Намин: Нет. Дело в том, что мой организм не ловит большого кайфа от интоксикации. Я могу довольно много выпить. И у меня нет проблем выпить бутылку водки.

Быков: До сих пор?

Намин: Конечно. Но нет удовольствия. Нет похмелья, желания утром добавить.

Быков: Вы счастливый человек! У вас нет похмелья?

Намин: Нет! Я вообще очень редко употребляю алкоголь, для меня это эпизодически происходит. Я совершенно от другого в жизни кайфую.

Зоркин: Это с вами всегда так было?

Намин: Всегда, честное слово. Я не курю вообще. И никогда в жизни не выкурил ни одной сигареты.

Зоркин: Даже в училище не пробовали?

Намин: Как-то не хотелось. Я же делаю в жизни только то, что хочу. Пью редко, наркотики вообще не употребляю.

Быков: А ведь это не в традиции идеологии хиппи.

Намин: А я не знаю, что такое хиппи. Каждый понимает это слово по-своему. Кто-то говорит, что в Советском Союзе были хиппи. А я считаю, что это абсолютная чушь, никогда их не было.

Быков: А Гарик Сукачев говорит, что были.

Намин: Ну да это отдельная тема, он и кино снял. Он в эту игру играет, не буду же я с ним спорить.

Быков: Почему?

Намин: Зачем мне спорить с моим хорошим товарищем? Нравится ему так думать, ну дай Бог ему счастья. Хиппи – это же серьезное движение, а не восемь человек на Гоголевском бульваре (смеется).

Быков: А вы продолжаете воздухоплаванием заниматься?

Намин: Так, хулиганю иногда. У меня есть пара воздушных шаров.

Зоркин: А где вы их храните?

Намин: Дома.

Зоркин: За городом?

Намин: И за городом. У меня большие дома, есть, где хранить.

Быков: Когда вы в последний раз летали на них?

Намин: Давно уже, еще с Сашкой Абдуловым, Макаревичем и Юрой Сенкевичем. Я в последние годы летал в Альбукерке на самом большом в мире фестивале воздушных шаров.

Быков: Внезапный вопрос. Вы испытываете какое-то чувство ответственности за то, что происходит в современном шоу-бизнесе?

Намин: Ох, ничего себе. Это по какой причине? Потому что я его придумал?

Быков: Ну да, например.

Намин: Когда я начинал эти игрища, по большому счету то, что происходило, трудно было назвать шоу-бизнесом. Денег он не приносил. Это были просто механизмы: фирма грамзаписи, радиостанция, телекомпания, продюсерский центр. Тогда все это только начиналось. У меня были сплошные расходы, потому что я все давал делать бесплатно. Когда тратишь деньги, но не получаешь их – это меценатство, а не шоу-бизнес.

Быков: Но те механизмы, которые вы тут протестировали, имеют отношение именно к шоу-бизнесу.

Намин: Ничего я не тестировал, я их придумал. Сделал и все.

Быков: Но вы же фактически запустили тот маховик, которые в основе сегодняшнего шоу-бизнеса. Значит, какая-то ответственность на вас лежит.

Намин: Ни в коем случае. Когда я увидел, куда и как в нашей стране идет так называемый шоу-бизнес, оказалось, что он мне совершенно не интересен. И я остановил все свои механизмы, и возобновлять их не собираюсь.

Быков: Но вы же выпускаете альбомы, выступаете – это автоматически включает вас в эту сферу.

Намин: Вы что, не понимаете разницу между музыкой и шоу-бизнесом? Можно быть просто музыкантом. Вот как Юра Шевчук.

Быков: Недавно оказавшийся в списке журнала Forbes как самый богатый музыкант.

Намин: Мало ли, кого в какие списки запишут! Главное, он не играет в эту игру. Вы просто не понимаете, что такое шоу-бизнес. Вот я вам сейчас даю интервью – это что, шоу-бизнес?

Быков: Безусловно!

Намин: Конечно, нет!

Быков: Пусть будет по-вашему. Вы, не занимаясь шоу-бизнесом, пошли однажды на Фабрику звезд, где назвали Сергея Лазарева мальчиком без яиц.

Намин: Давайте не будем искажать мои слова. Я сказал, что он поет без яиц.

Быков: Вы имели в виду его слишком высокий голос?

Намин: Слушайте, вы за меня будете говорить или дадите мне ответить? Сказав это, я продолжил: а рядом со мной сидит мальчик, который поет с яйцами – и положил руку на плечо Коли Носкова. И всем стало ясно, что я имею в виду. То есть это не в прямом смысле яйца.

Быков: Какие-то метафорические яйца.

Намин: Они называются драйвом.

Зоркин: А Сергей, по-вашему, до сих пор не приобрел этого качества?

Намин: Кто-кто? Я не знаю, про кого вы говорите, я его тогда один раз в жизни увидел и все. Может, он тогда спел так плоско, а обычно с яйцами поет.

Быков: Вы вообще следите за тем, что происходит в современной популярной музыке?

Намин: Ну, конечно, нет.

Быков: Почему?

Намин: Однажды я уже сказал эту фразу, но с удовольствием ее повторю. Я как гинеколог, которого стриптиз больше ни в какой форме не интересует и не возбуждает.

Быков: Это касается только нашей страны?

Намин: Всего мира.

Быков: И все последние веяния проходят мимо вашего холодного взора?

Намин: Я, конечно, не закрываю специально глаза, но это меня мало интересует. Как футбол или хоккей. Но бывают ситуации, которые меня интересуют. Например, великолепный футбол. Вы помните, как Зидан ударил головой того придурка?

Быков: Это было невероятно давно!

Намин: Вы юный! Для вас время существует иначе. Для меня это было вчера. Мне ведь скоро 120 уже.

Быков: Как бежит время! А что вам интересно из современности?

Намин: Вы про что спрашиваете?

Быков: Давайте про музыку поговорим.

Намин: Какой жанр?

Быков: Давайте возьмем поп.

Намин: Трудно сказать. Ну вот Земфира. Сейчас менее интересная, а в свое время очень. Она пригласила меня на свой концерт в Лос-Анджелесе года три назад, мне очень понравилось.

Быков: В чем она вас сейчас разочаровала?

Намин: Она очень уж увлеклась электроникой. Дело в том, что это увлечение немножко принизило ее огромный талант. Но я к ней с большим уважением отношусь.

Быков: Давайте же за нее и выпьем.

Намин: За ее здоровье! Чтобы она себя хорошо чувствовала.

Быков: А есть какие-то опасения?

Намин: Я ее хорошо знаю, и она могла бы быть здоровее, чем сейчас. Это никак не связано с наркотиками.

Зоркин: Я знаю, что есть музыканты, развитию которых очень мешал алкоголь. Притом гениальные люди.

Намин: Вы же не связываете это с моим тостом за Земфиру? Если вы вообще, то у меня в группе уже человек шесть ушли в мир иной, в основном, в связи с интоксикациями разных видов.

Быков: А вы не пробовали устанавливать в группе какие-то правила на этот счет?

Намин: Правил не существует. Их себе устанавливает каждый человек в отдельности.

Быков: Но вы же художественный руководитель.

Намин: Я не могу запретить человеку прыгнуть с балкона. Если он хочет – прыгнет.

Зоркин: Но вам же нужно каких-то результатов добиваться.

Намин: А я их и так добиваюсь. (фотографу, жмурясь от вспышки) Вот если бы у вас была пленка, а не дигитальная карточка, вы бы нас столько не доебывали.

Фотограф: Ну, у каждого своя задача.

Намин: Я понимаю, но это уже невозможно. У вас сколько памяти, 32 или 16?

Фотограф: У меня восемь.

Намин: А у меня 64!

Быков: А вы не оставили занятия фотографией?

Намин: Что значит «оставил»? Я и воздухоплавание не оставил.

Быков: Вы же говорите, что давно летали в последний раз.

Намин: Главное, что летал.

Быков: У вас, я вижу, свои представления о времени.

Намин: Для меня времени вообще не существует.

Быков: А что у вас вместо него?

Намин: Ничего.

Быков: А пространство?

Намин: Я даже не знаю, что это такое.

Быков: Вы же к нам ехали через какое-то пространство?

Намин: Ну тогда да, если вы это так называете.

Быков: А вы как называете?

Намин: Не знаю. Я вообще не задумываюсь на эти темы.

Быков: Но вы же как-то решили, что их нет?

Намин: Я просто чувствую, что их нет, и все. Что прошло – того уже нет, а что еще не случилось – того еще нет. Значит, есть только сейчас.

Быков: Если бы сейчас, в современных условиях, вы создавали проект, призванный пробить западный музыкальный рынок, навроде Парка Горького, на что бы вы сделали ставку?

Намин: Ставку? Это как?

Быков: Ну, вот как в группе ТаТу была сделана ставка на историю двух школьниц-лесбиянок.

Намин: А как вы думаете, на что я делал ставку, создавая Парк Горького? Не приходит в голову? На музыку! А про лесбиянок и педерастов мне неинтересно делать проекты. Я никогда не собирался становиться Геростратом, любыми способами желающим остаться в истории.

Быков: А у вас нет ощущения, что в современных условиях ставка только на музыку может не сработать?

Намин: Она и тогда могла не сработать. Вопрос в том, кто и как делает. Меня не интересуют ваши современные условия. Я не интересуюсь внешней средой. Если мне что-то надо сделать, я сделаю. А кстати, почему вы меня спросили про поп-музыку, а про рок нет?

Быков: Ждал, что вы сами расскажете.

Намин: Я с удовольствием. Последний, кто меня удивил, был Бумбокс. Великолепная команда мирового класса!

Зоркин: А если взять примерно из того же поля – группа Пятница?

Намин: Мальчишки с единственной хорошей песней про солдата. Группа-то где? Это случайная удача. А Бумбокс – серьезная группа.

Быков: Мне никогда не приходило в голову ассоциировать этот коллектив с роком.

Намин: А это ярко выраженная рок-музыка.

Быков: Меня точно так же поразило, когда вы где-то сказали, что Эминем – это рок-музыка, потому что в нем есть «вопль и искренность».

Намин: И не только поэтому. Это рок-музыка, и я не могу объяснять, по какой причине.

Быков: Почему же не можете? Вы же так любите точные формулировки.

Намин: Ну, нельзя же настолько все разложить по полочкам. Невозможно объяснить, почему Мерилин Монро самая красивая женщина в мире.

Быков: Мне так не кажется.

Намин: Никому так не кажется, но никто от этого никуда не денется.

Быков: А Эми Уайнхаус – рок?

Намин: Нет, это прекрасный поп. Женщин, поющих рок, не бывает. Даже Дженис Джоплин – это поп-рок.

Зоркин: А хард-рок, по-вашему, навсегда ушел в тень?

Намин: Ну, вы меня прямо как специалиста в этом деле спрашиваете.

Зоркин: Но Парк Горького же был хард-роком.

Намин: Да, романтическим хард-роком, этот жанр придумал я, просто как продюсер. Я могу для дела отстраниться от собственного кайфа и создать что-то вроде Коррозии Металла, что я и сделал.

Зоркин: А они тоже рок?

Намин: Нет, это просто театрализованное представление. Паук в жизни очень милый, тихий парень. Знаете, как в Советском Союзе было: за кулисами пили, курили, матерились, телевизоры из окон швыряли. А на сцене: «Ля-ля-ля». А тут наоборот. Он за кулисами около жены ходит, а на сцене дает жару.

Быков: Давайте выпьем за рок!

Намин: Я не знаю, что это такое, но давай. Недавно я по MTV видел интервью Леди Гаги. Она мне очень нравится, я считаю, что она на мировом уровне Земфира. У нас есть своя, а там в десять тысяч раз мощнее и талантливее. Но после интервью я понял, что она еще круче.

Быков: Что вы говорите! А что она такого сказала?

Намин: Она целый час говорила очень искренние умные вещи, которые меня растрогали. Я к ней проникся еще большим уважением. Например, когда ее спросили, какая же у нее в жизни цель, она ответила: мой отец патриархальный итальянец, поэтому главная моя цель – родить ему внука. И расплакалась. Слезу дала.

Быков: А как вы относитесь к такой версии, что Леди Гага – клоунесса, созданная усилиями 20 человек крепко сколоченной команды?

Намин: Не хочу даже слушать эту чепуху! Я смотрю человеку в глаза – и мне достаточно, чтобы понять, кто и что сделал.

Быков: Даже, если глаза в телевизоре и больших темных очках?

Намин: Эти вещи мне не мешают. Я за одну минуту могу определить, что из себя представляет любой человек. У меня рентгеновское зрение.

Быков: А у вас какая цель?

Намин: По большому или по малому?

Быков: По обоим.

Намин: Программа минимум – похулиганить в разных видах искусства и поискать красоту.

Быков: А где вы еще ее не искали?

Намин: Скульптурой пока не занимался.

Быков: Неспроста вы к нам от Церетели приехали.

Намин: Мне не нравятся его скульптуры. А в изобразительном творчестве есть интересные вещи. Вы знаете, пробовать все – небольшая ценность. Вопрос в том, что получается из твоих проб. И мое «хулиганство» положено на очень большой труд. Для меня это очень все серьезно. У меня же к себе очень высокие требования.

Быков: Теперь программа максимум.

Намин: Кайф. За это и выпьем!